Тропа уводила прочь от города в окружавший Бамберг лес Хаупсморвальд. Доспехи ландскнехтов лязгали, под ногами хрустели мелкие ветки, шуршала трава, и Готфрид постоянно делал воинам знак остановиться, недовольный шумом, который те издавали. В любую минуту по дороге мог пройти кто-нибудь из участников шабаша, и если он услышит этот громогласный топот и пыхтение воинов Христа, то, конечно же, проскользнёт мимо, чтобы предостеречь ведьм о приближающейся угрозе. А если те разбегутся, то продолжат портить посевы, воровать детей и наводить порчу на людей и скот.
Готфрид не понимал этих несчастных. Он не видел смысла в их безумном вредительстве, как ни пытался разглядеть. Но свой долг во имя Христа - находить и предавать строгому, но справедливому суду еретиков, язычников и колдунов - выполнял самоотверженно и твёрдо, как и учил отец.
Перед ним, жалуясь на холод, брёл тощий и сморщенный майстер Валье - крыса и доносчик, которого пришлось разбудить среди ночи, так как тот единственный знал дорогу.
- Хоть бы предупредили заранее… Надеюсь, отблагодарят достойно, - гнусаво бормотал он. - Вот, нам сюда.
- Налево, - мрачно скомандовал Готфрид. Его злили жалобы этого чепухового старикашки, раздражал грохот доспехов и громкий кашель, которыми ландскнехты, очевидно, пользовались как боевым кличем.
Они свернули с тропы, и пошли за майстером Валье, шурша прошлогодними листьями и молодой травой. Полуночные тени резали их путь, оставляя на серой земле чёрные шрамы в форме ветвей, игл и листьев.
- Отблагодарят, как же! - ворчал Дитрих. - Их светлость приедут завтра из своего Геборна, и всыплют нам по первое число. Ладно, если палок прикажут дать, а то и в Друденхаус можно отправиться. Так ведь вальпургиева ночь ещё, в лесу нечисти полно…
Майстер Валье от таких речей явно трусил. Он испуганно оглядывался на Готфрида, будто надеясь, что будет приказ возвращаться. Солдаты позади тоже начали недобро перешёптываться и шумно креститься. Стоило бы сказать им что-то, успокоить, но на ум приходила одна лишь брань.
- Никто никаких палок не всыплет, - только и выдавил из себя Готфрид, повернувшись к солдатам. Сказал он это до того нетвёрдо, что ландскнехты остановились.
- Герр Фёрнер же приказывали, чтоб никакой шабаш в эту ночь не трогали, - Дитрих обречённо вздохнул. - Пусть, мол, еретики дозреют, осторожность потеряют, тогда мы их осенью возьмём гораздо больше.
- Приказ епископа, говорю же! - сказал Готфрид. - Не посмеет нас Фёрнер наказывать, ещё и наградит. Давайте, вперёд! Нечего стоять.
Но солдаты не двинулись. Они переглядывались, переминались с ноги на ногу и не решались идти дальше.
- Что стали? Сказано же, приказ епископа…
- Так ведь нечисть же, - сказал майстер Валье, и солдаты ответили тихим, нестройным гомоном.
Вот оно что! - подумал Готфрид. Не в приказе дело. Дело в страхе.
- Сегодня черти на крышах в карты играют, - сказал кто-то. - И в лесу, наверное, полно…
На него зашикали.
- А ведь и правда, - сказал Дитрих. - В святые праздники-то самая нечисть и собирается, чтобы, значит, над Богом насмехаться. Дорого б я дал, чтобы только из леса этого убраться поскорее.
Точно в подтверждение его слов где-то невдалеке заухала сова. Ещё немного, и воины сначала попятятся, а потом и вовсе бросятся врассыпную, роняя оружие, спотыкаясь и крича.
Но тут Готфрида нашёл правильные слова.
- Всё это, - произнёс он холодно и медленно, подавляя ярость, - выдумки самих колдунов. Они нарочно распространяют такие слухи, чтобы никто не мешал устраивать свои бесовские игрища. Чтобы воины Господа не хотели ходить в ночной Хаупсморвальд, потому что кому-то из них бабка сказала, мол, по лесам сегодня нечисть рыщет. Мы выполняем приказ герра епископа. Если ослушаемся, то ничего хорошего точно не жди. Загремишь в Друденхаус за помощь ведьмам, и вся эта нечисть тебе приветливее любой шлюхи покажется. Не знаете, что ли, какие пытки там бывают?
- Ну, я бы лучше в камере посидел, чем с утопленницей или кровососом столкнуться, - начал было Дитрих, но Готфрид резко обернулся, схватил его за отворот рубахи и озлоблено прошипел: «Тихо!»
Дитрих любил болтать, делиться слухами и легендами. Да и Готфриду нравилось молчаливо слушать его, потягивая раухбир в любимом трактире. Но сейчас было не время и не место. Стражники хотя бы старались не шуметь.
- А что такого? - возмутился тот, повышая голос. - Думаешь, нас услышит кто-нибудь? Здесь же глушь…
- А не нарочно ли ты ведьм предупреждаешь? - снова сдержанно прошипел Готфрид и впился подозрительным взглядом в болтуна. - Может быть, ты сам колдун, и хочешь своих собратьев по ковену предостеречь?
Дитрих вытаращил на друга удивлённые глаза и тут же прикусил язык, едва почувствовал, словно кожей, тяжёлые взгляды солдат. Шутка шуткой, но вот месяц назад графа поймали, а на той неделе пастор в колдовстве сознался. Так что и его, Дитриха, можно сдать в застенки, где он расскажет дознавателям о том, как пытался предупредить ведьм криками в ночном лесу, и о том, как совокуплялся с дьяволом на шабаше, с непременным целованием козла под хвост, и о пожирании детей…
- Ты что, ты что? - зашептал тот крестясь. - Тебя, поди, бес попутал!
Затем он снял с шеи распятье и трижды поцеловал.
- Молчи и ступай тихо, тогда, быть может, спасём невинных людей от этой дьявольской напасти, - в последний раз шикнул на него Готфрид, а затем повернулся к следовавшим за ними воинам. - За мной, братья! Нечисть - вымысел, а вот в плане награды наш епископ, полагаю, не поскупится.
Посулы, вкупе с угрозами пыток, подействовали, как и ожидалось. Воины двинулись дальше, пригибаясь, пряча свои лунные тени под деревьями, по тропе, скрытой от посторонних глаз влажными зарослями папоротника.
Шли почти вслепую, рискуя напороться на засаду или же вовсе не найти колдовского сборища. На майстера Валье надежды было мало - он мог и наврать про место, лишь бы нажиться. Всё равно, наверное, догадывался, что ведьм оставят в покое до осени. Однако приказ епископа нарушил все планы. Он был предельно ясен: изловить богохульников и отправить в Друденхаус. И они шли ночным лесом, то и дело останавливаясь, прислушиваясь, и вдыхая влажный воздух, словно гончие псы, брошенные вслед убегающим лисицам.
Они поднялись на небольшой холм, и впереди, на расстоянии около пяти десятков шагов, между сосен замелькал пляшущий огонёк факела. Деревья отбрасывали длинные тени в его трепещущем свете, и два человека в тёмных одеждах шли под факелом, словно защищаясь им от протянутых кривых ветвей. Наверное, они о чём-то переговаривались, строили свои зловещие планы или богохульничали, но этого не было слышно.
Потревоженные светом, вспархивали с деревьев сонные пичуги и носились в ветвях, ожесточённо колотя крыльями, ничего не разбирая в темноте.
Готфрид приказал воинам пригнуться и как можно тише следовать за двумя путниками. Сначала он не поверил глупости ведьмаков - идти на шабаш с факелом! Но потом вспомнил, что в лесу водятся волки, и эти двое, скорее всего, пытаются отогнать хищников огнём. Так они следовали за спутниками около часа, настороженно и с опаской, боясь спугнуть. Тропа вела всё дальше, воины успели сменить уже два факела. Вот они прошли между пары высоких камней, словно в адовы врата, на которых отражались блики пылающего за ними костра. Вдруг послышались низкие раскаты барабана, десятки глоток затянули монотонное песнопение, которое на мгновение прерывали дружные хлопки в ладоши.
Место богохульных игрищ представляло собой поляну, в центре которой, как зубы в пасти дьявола, торчали кольцом восемь идолов из песчаника. Почти все в человеческий рост, иные - на голову выше или ниже. Руки некоторых были скрещены на груди, другие складывали их в странных жестах или держались за оружие. Фигуры были выщерблены дождями, солнцем и постоянной влажностью Хаупсморвальда, но на них всё ещё угадывались гротескные черты измождённых и злых лиц. Кривые сосны вокруг идолов тянулись к ночному небу, словно пальцы чернокнижника, сведённые судорогой колдовского экстаза. Увидев это, солдаты бросились креститься и бубнить молитвы.
Подобравшись поближе, Дитрих недолго понаблюдал за началом обряда. Он примерно оценил соотношение сил, и вернулся к христовым воинам, на ходу объясняя шёпотом, что еретиков примерно в два раза больше, чем их самих. Поразмыслив немного, друзья решили отправить к каждому просвету между камнями двоих воинов, но западный оставить пустым. Ландскнехты появятся со всех сторон разом, и еретикам ничего не останется, кроме как бежать к единственному выходу, где, притаившись во тьме, их будут ждать остальные пятеро. Идея в основном принадлежала Дитриху - что касалось тактики, тут Байер был силён. Никогда нигде не обучавшись, он словно бы божьим провидением понимал, кого и куда лучше определить, и как будет действовать противник в этой обстановке. Готфрид лишь поставил себя, как шахматную фигуру, к восточному выходу, предположив, что еретики сильнее испугаются сержанта, чем рядовых стражников.
Окружить колдунов было делом четверти часа, благо ведьмы не слышали громогласного лязга доспехов из-за набирающего силу песнопения, которое казалось Готфриду просто набором случайных звуков и слов. Место для шабаша было самое удачное - не так далеко от города, чтобы родные не успели хватиться ведьм, но в достаточно глухой чаще и вдали от дорог, чтобы случайный путник не мог наткнуться на него. До гор были десятки и десятки миль, поэтому непонятно как идолы оказались здесь: то ли их притащили сами еретики, то ли они оставались тут с незапамятных времён, когда этими землями безраздельно владело язычество и мракобесие. Хотя песчаник часто встречался и в болоте, которое носило название Хаупсморвальд.
Между идолов уже валялись всяческие объедки, пустые кувшины из-под вина, а также обглоданные кости, очень похожие на человеческие…
Очевидно, праздник только начинался - прошло пиршество, во время которого богохульники ели и пили без меры, кичились своими злодействами и коварными планами. Наступал час непристойной пляски нагишом, а потом будет отвратительная оргия, где демоны и люди совокупляются друг с другом без разбору. Вот во время этой-то оргии и следует брать пьяных и беззащитных нечестивцев, а потом вести их в Друденхаус, словно ягнят.
Солдаты притаились за изваяниями, а Готфрид, сняв шляпу, осторожно выглянул. В беспорядке валялись сброшенные в спешке одежды, и в свете костра, заходясь в экстазе от чародейских зелий и богохульных песен, плясали ведьмы, изредка замолкая на миг и хлопая в ладоши все вместе. Их грязные, спутанные волосы болтались в трепещущем свете костра, а нагие тела, измазанные волшебной мазью, извивались, словно диковинные бледные черви. Обнажённые мужчины и женщины готовились предаться прелюбодеянию, а старики и старухи сидели возле идолов, прижавшись к ним спинами, и били в барабаны и бубны, гудели примитивными волынками.
Готфриду было отвратно смотреть на это, но он продолжал наблюдать. Женщин здесь было больше чем мужчин, и Готфрид не удивился, ведь как учили его когда-то: «Ведьм намного больше, чем колдунов, потому что женщины обладают лживым языком и рассказывают другим о том, чему они научились. Женщины также более легковерны, впечатлительны, склонны к галлюцинациям, чем мужчины, и потому легче поддаются влиянию дьяволов».
В центре площадки, между пятью кострами, символизирующими пентаграмму - символ лукавого - находился большой камень для жертвоприношений. Сейчас он был измазан кровью какой-нибудь домашней птицы или кошек, тёмные и бесформенные тушки которых валялись прямо под ним. Пляска ведьм окончилась, и все они застыли, глядя в сторону, куда-то за стену оголённых тел. Но вдруг толпа разразилась радостными криками и к алтарю поднесли обнажённую девушку. Видимо, она была опоена каким-то зельем, потому что мешком висела в руках державших её нечестивцев, и поминутно запрокидывала голову назад, отвратительно смеясь, точно квакая.
Ведьмы положили девушку на алтарь и разошлись. Сейчас Готфрид мог видеть её юное тело во всех деталях: упругие груди и ягодицы, стройные ноги, и манящая тень между них, что слегка наползала на едва подрагивающий плоский живот. Прекрасное лицо, которое обрамляли разметавшиеся и измазанные в крови жертвенного животного золотые волосы, было повёрнуто к Готфриду, но закатившиеся зелёные глаза не видели его, прячущегося во тьме. Кожа её лоснилась от чародейских мазей, которыми натирались все участники шабаша. И от блеска этого у Готфрида вдруг что-то вспыхнуло в груди. Жар был так силён, что дыхание обычно холодного, и будто бы немного сонного Готфрида перехватило. Сейчас он даже не гадал, что же это будет за действо. Просто не мог оторвать взгляда от прекрасной девушки, в которой узнал дочь Альбрехта Шмидта. А ведь он так и не спросил её имени.
Он чувствовал себя в долгу перед старым мастером, и, глядя на его дочь, распластанную на алтаре, понимал, как этот долг вернуть.
Но вот к ней подошла обнажённая, и оттого ещё более отвратительная рядом с юной красавицей, старуха. С провисшей сморщенной кожей, покрытой пятнами и отвисшим животом. Она начала макать пучок изломанных и мятых трав в кровь на алтаре, и наносить на прекрасное тело непонятные знаки, что-то неразборчиво бормоча, повышая голос и кропя кровью повсюду. Ведьмы позади молчали, с интересом наблюдая за действом. Готфрид, чтобы не терять времени и отвлечься от греховных желаний, перевёл взгляд с девушки на других участников шабаша. Так-так… Вот Рудольф Путцер, скорняк. Вот Каталина Фридман, Якоб Вебер, Дитрих Аальхаут… Тут находились многие именитые горожане, ремесленники, да и просто крестьяне из окрестных селений. Конечно, всех их сегодня поймают, так что можно было бы и не запоминать лица… Но Готфрид никогда бы не дослужился до звания сержанта, если бы думал, что всё всегда будет идти так, как ожидается.
Колдунья бросила свои травки в костёр, и громко произнесла:
- Прииди, Рогатый бог! Прииди к нам! Дай нам плод и жизнь, дай стрелу и щит!
Снова загрохотал барабан. Ведьмы разразились криками и улюлюканьем, обступая алтарь и вновь заходясь в конвульсиях бесовских плясок, повторяя вразнобой эти нелепые слова.
А потом, сквозь толпу беснующихся нечестивцев, к жертвеннику вышел некто. Он был высок, тело его скрывал тёмный балахон наподобие тех, что носят монахи, а голову под непроглядным капюшоном венчали два длинных рога. Дьявол остановился - чёрная фигура посреди белых тел - сложил руки на груди и замер.
Из-за пляшущих ведьм Готфрид не мог точно разобрать, была ли на его лице маска с рогами в три ладони, или они действительно росли из его головы. Дай Бог, чтобы это была лишь личина…
И откуда он вообще появился на окружённом воинами пятачке?
Контракт с Сатаной, - понял Готфрид, - а ведьмы просят у него защиты от праведных рук инквизиции, в обмен на… дочь Шмидта?
В круг вышел массивный Рудольф Путцер. В руках у него был ритуальный кинжал - длинный и толстый, со скруглённой гардой, чем неуловимо напоминал стальной фаллос.
Старухе передали чашу, тяжёлую на вид, наполненную тёмной жидкостью.
Comments (0)
See all