Прошлый год выдался очень тяжелым для селян. Большая часть урожая погибла и цены взлетели до небес. Голода не было, но по кошелькам ударило серьезно, отчего и без того небогатые люди добрее не стали. Просто вновь, как и с десяток лет назад, пришлось потуже затянуть пояса. Маги старательно вызывали дожди и от души драли по три шкуры за свою работу. Трактирщики, которые обладали хоть каким-то чутьем и опытом, заблаговременно сделали запасы продовольствия и вина. Они-то как раз богатели день ото дня, потирая потные жадные ручонки. Мужички кряхтели, пыхтели, но несли им припрятанную звонкую монету, проклиная свою тяжкую долю и сварливых жен. А что делать? Хоть где-то хотелось посидеть с дружками за кружечкой холодного пивка, отдыхая от тяжелых трудовых дней, и почесать языки в свое удовольствие.

В один тихий вечер в одном из таких заведений остановился небольшой отряд вояк. Они как раз только что выпустились из академии военного мастерства. Парни добирались до Верхнего града, где должны были начать свою непростую службу. По пути бывшие студенты весело проводили вечера в трактирах, пропивая накопленную за пять лет стипендию. Посетители заведений, едва их завидев, быстро собрали свой скарб и спешили убраться до начала безумной пирушки. Далеко не каждому нравилась традиция выпить за легкую службу да вечную дружбу. Те несчастные, которые не успевали ретироваться вовремя, рисковали проснуться на улице в канаве помятыми, с больной головой и опустошенным кошельками. Отказ пить с выпускниками за начало их службы был сродни самому нелепому самоубийству.

Как следствие, таверну покинули даже невозмутимые горные жители, суровые купцы гномы. Не для того они приехали на Большое торжище, проводившееся раз в год на Центральной площади Старого города. Хозяин же нисколько этому не огорчился, а только радостно потер сальные, волосатые руки, уже представляя выручку за буйную пирушку. Вояки всегда пили много и безудержно. За компенсацию ущерба в трактире можно было даже сделать небольшой ремонт. Посему был надет парадный передник с глубоким, дважды прошитым суровой нитью карманом.

Из всех гостей помимо служивых остались только мужчина в дальнем темном углу, на которого никто не обращал внимания, и трое бесстрашных амбалов-вышибал. В родственниках последних явно отметились если не кентавры, то какие-то кабаноподобные твари.

Мужчине в углу было на вид лет двадцать пять — двадцать семь, пил он одно из самых дорогих вин, и при том не пьянел. Посетитель был весьма уставшим — настолько, что полулежал на скамье, закинув на нее ноги. Бессильно прислонившись спиной к бревенчатой стене он словно смотрел сквозь людей в зале через приоткрытые веки. Он был всецелостно погружен в свои невеселые воспоминания о событиях, что в конечном итоге привели за этот пошарпанный стол. Путь явно был непростым, о чем свидетельствовали покрытые грязью высокие сапоги. Поношенную, но когда-то весьма дорогую одежду припорошила дорожная пыль. Кажется, ее хозяина пытались то ли парочку раз прибить, то ли от души покалечить.

— Платить будем, господин? — поинтересовался у странного посетителя трактирщик, нетерпеливо терзавший полотенце в огромных лапищах. От мужичка несло прогоркшим жиром и потом. Это вызвало у гостя приступ отвращения и желание, чтобы вонь оказалась подальше от чуткого носа. На стол брякнулся небольшой кожаный мешочек, из которого выкатилось несколько золотых монет. Хозяин вытаращил глаза, жадно выдохнул, представляя, сколько еще золота можно содрать с гостя за постой. Бледная и казалось бы, ухоженная рука неспешно указала на большую глиняную кружку. Вкрадчивый глубокий голос без труда перекрыл гомон выпускников:

— Если хоть раз опустеет до ночи — я выдавлю сюда кровь из твоей туши.

В таверне будто выключили звук — так странно и высокомерно прозвучали слова. Подобный акцент мог звучать от жителя Песков с гонором как минимум правителя страны. Трактирщик побелел, отчего-то склонился в глубоком поклоне. Золото перекочевало в карман передника и его счастливый обладатель с громким топотом унесся в погреб. Не дай-то боги, кружка гостя опустеет! А коли не шутит? Громыхнула дверь погреба, да так, что с потолка осыпалась труха.

— За вас и вашу удачную службу, ребята! Вздрогнем! — уже веселее прозвучал голос загадочного путешественника. — Пусть ваши кошельки будут столь же полны, как и пузо этого борова!

Гомон и хохот тут же вновь заполонили каждый уголок заведения. Только пара вояк продолжала разглядывать мужчину в темной, не свойственной этим краям одежде. У него явно водилась звонкая монета, и это сразу настораживало.

— А я говорю, нездешний он, — шептал своему другу выпускник факультета расследований и дознаний. Он как раз сидел неподалеку от стола заинтересовавшего его объекта, — у этого ухаря рожа жителя Песков. Бледный правда, будто чумной. И смотри, глаза у него разные! Синий да зеленый — бесовщина в чистом виде!

— Ну ты глазастый! — от души восхитился собеседник и осушил залпом свою кружку с пивом. Товарищ посмотрел на него с немым укором.

— А за что я, по-твоему, получил диплом с отличием? — искреннему возмущению в голосе не было предела.

— Точно не за рожу смазливую, — беспечно хохотнул парень, требуя у трактирщика долива пива. — А что еще про него расскажешь, чего углядел? — проявил бывший студент вежливый интерес к ремеслу товарища.

— Ну, гляди: ехал мужик точно издалека. Много передвигался пешим, что странно для человека в дорогих шмотках. Дорожный добротный, но легкий плащ тоже в копеечку влетел, вон пятна от грязи, недавно кстати дождь был и он под него попал. Помнишь, нас зацепило? Поведение тоже не бедняцкое, манерный. Очень кстати на больного похож — совсем бледный. Руками не работал, спину не гнул. Саблей владеет — вон она, рядом, у ножки стола. И, похоже, не против он того... С мужиками побаловаться — скабрезно хихикнул выпускник. Обсуждаемый тем временем поперхнулся вином, отчего-то возмущенно закашлялся и тут же горестно охнул. Оглядев получившееся на рубахе мокрое пятно, что-то недовольно пробормотал. Расслышать сказанное не удалось, слишком уж шумно было в помещении.

— С чего такие выводы сделал? — удивленно спросил друг сыщика. Парень уже с большим интересом глядя на незнакомца, позабыв про пиво.

— Да ты посмотри, какой он чистоплюй: руки ухоженные, патлы длинные. Губы как накрашенные. Смазливый, что мать твоя в лучшие годы. Вшей отродясь не водилось. Небось каждый день моется — вон как пятно старается оттереть. Вот ты бы так из-за подобной глупости волновался? То-то же. А костюмчик-то... Путешествовать в таком только самодур-богатей может. И движения плавные, это тебе не кузнец или пахарь. Либо действительно на мужиков падкий. Ну, конечно, еще может он эльфийской крови, но уши то не острые.

Мужчина будто услышал предположение парнишки, совсем помрачнел. С нескрываемым раздражением отбросил когда-то излишне белый платок в пыльный угол. Нахохлился, с бешенством откинув за спину упавшие на лицо темные, с легким синеватым отливом волосы и стал похож на рассерженную ворону.

— А движения-то, движения! Смотри, действительно словно царек эльфийский! — рассказчик восхищенно поковырял ножом в зубах и с интересом посмотрел на извлеченные остатки ужина. — Точно песчаник, говорю тебе! Рожа узкая, скуластая. Нос тонкий с горбинкой и, прямо скажем, не короткий. Мы на третьем году их изучали как особо опасных. Не смотри, что тщедушным кажется, они легким ударом ноги убивают, будто дикая лошадь. Но что ж беломордый-то такой, не дай боже чумной, — отложил нож паренек, намереваясь промочить пересохшее горло. — А сабелька то дорогущая. Небось сынок песчаника-шлюшки из гарема.

Кружка предполагаемого песчаника с грохотом разбилась. Ударили в пол казалось бы нетяжелые сапоги, со скрежетом кроша осколки и прогнув доски. Лицо исказилось в приступе слепой ярости, взгляд казалось мог испепелить вояк. В тот момент он показался богом мести, ожившей статуей темных эльфов, живущих под Драконьими горами. Будто вихрь, мужчина пронесся по зале и выскочил на улицу. Грохнула тяжеленная дубовая дверь.

Парни побледнели и переглянулись. Не сговариваясь, перевели взгляды на свои трясущиеся руки.

— Знаешь... — дрожащим от страха голосом сказал студент кафедры борьбы с народными волнениями, — на секунду мне показалось, что он услышал каждое наше слово.

— Мне тоже, — ответил друг, сглотнув скопившуюся кислую слюну, — и оттого особенно сыкотно.